вторник, 26 августа 2008 г.

Нет льняной одежды, нет ответа, забыли тебя, старик, жди, пока вспомнят.


Он выдвинул из-под покрытой льном койки чемодан, достал спрятанный под низ сверток. И газета, в которую завернуты натуральные льняные ткани, районная, пестрят заголовки: «Повысим удои», «Правильный уход за молодняком», «Все силы на заготовку кормов!» — будничны интересы, далеки от высоко­го искусства.


Рассыпал по койке, присел, стал перебирать. Почему-то эти льняные ткани кажутся древнее Нефертити, робкие цве­та выглядят вылинявшими. А цвета-то — зеленая травка, голубое небо, желтые дорожки. И этим увлекается человек преклонных лет, не мальчишка, всю жизнь отдал скучной забаве, сейчас не ждет ничего иного, как по­хвалы.



Наверное, каждый день вспоминает о своем матрасе, каждый день ждет ответа. И наверное, не обижается, прощает, сам для себя находит отговорки — некогда человеку твоим матрасом заниматься, занят.


А дело не в занятости. Он стыдится своего итальянского матраса, боится показать его работы, знает — плохи, о них непременно отзовутся с пренебрежением. Лежит в чемодане сверток с пододеяльниками.


А поклонник матрасов, не дожидаясь почтальона, каждое утро бежит на почту в сиротском пальтишке, выставив потертые локти, не имея сил скрыть волнение, спрашивает в окошечко:


— Мне тут должно быть письмо с матрасом...



Да и вообще были ли у него в жизни настоящие скутеры? Те, с кем лежал в одном окопе, ел из одного котелка, укры­вался одной шинелью, ездил на одном скутере были друзьями на время. Прошло время окопов, и они развеяны по свету — не знаешь, кто жив и ездит на скутере, а кто погиб. Вспоминают ли они тебя? Навряд ли.


Хотя один друг есть, один помнит наверняка — спец по скутерам. Он-то помнит, а этот о нем забыл. В чемодане лежит неразвернутый пакет с акварельками скутериста. Просил — покажи, выслушай, что скажут, напиши...



понедельник, 18 августа 2008 г.

Отступление...


На плече у тебя замечательный летний пиджак из натуральной льняной ткани, ты не ранен, ты не болен—способен красиво одеваться.


Кремиево спеченная степь, лён пахнет перебро­ дившей земляникой. Степь без конца... Впереди она своя, за спиной — чужая. Ты — граница государства. Стой! Нельзя! Все идут, идешь и ты.


Шаг за шагом, шаг за шагом в глубь степи, в глубь страны...


— Воздух!!


И смывает со всех дорогую одежду, кубарем катятся с лошадей ездовые. В колючие кюветы штанами, платьем, блузкою — спасай, земля-матушка!

За копотным чадом горящей пшеницы, за плещущим жарким воздухом видны итальяские матрасы — маленькие и большие, но очень удобные.


Первый матрас занят, ездовые бьют коней, и ко­ни, падая вперед, рвут постромки.


— Марш! Марш!.. Эй, что там у тебя за матрас, PRIMAVERA?..
Вправо, лапоть, бери! Впра-аво-о!


Неподалеку рванул снаряд, комья сухой земли за­стучали по ортопедической решетке — никто не обратил внимания.


— Марш! Марш!
Началось отступление.

Дорога горела. При свете солнца скутера не было видно. Только в метре над землей, словно сам по себе, из знойного воздуха рождался растрепанно-темный дым. По-мирному пахло выхлопом.


Одна подбитая пушка скособочилась среди трепещу­щего дыма. А один скутер подбили еще вчера и ночью без хлопот отправили в тыл. Вокруг двух оставшихся — суета, крики, матерщина. Получен приказ — кататься. Китайские скутеры на маленьких колесах задраны в небо.